К ВОПРОСУ О СТЕПЕН�? РАЗВ�?Т�?Я РУССКОЙ КАРТОГРАФ�?�? В XVI—XVII ВЕКАХ ч.1

[sobolev]

В историографии, посвященной вопросам истории отечественной картографии, неизменно подчеркивается высокий уровень развития русской картографической традиции в допетровский период, вплоть до утверждения, что «на все случаи составлялись “чертежи”». Также считается, что хотя отечественная картография XVI—XVII веков и отличалась самобытным своеобразием, роль и значение ее в системе способов репрезентации географического пространства мало чем отличались от последующего времени и современности.
Довольно распространено мнение и о самом раннем бытовании русских карт. Весьма показательными в этом отно�?ении представляются суждения видного историка русских географических знаний Д.М. Лебедева:

«…для XIII—XIV столетий мы можем высказать ли�?ь общие соображения о боль�?ой вероятности существования русских “чертежей” и в эти отдаленные времена»; «…хотя история и не сохранила нам чертежей XV—XVI веков…, мы все же имеем для XV в. хотя и косвенные, но весьма убедительные многочисленные доказательства их существования. Для XVI же столетия в ряде документов, до�?ед�?их до на�?его времени, встречаются уже бесспорные ссылки на множество имев�?ихся в те времена рукописных чертежей…».

Устойчивое представление о мас�?табности картографических работ в рассматриваемый период и, в то же время, отсутствие материальных доказательств этого неизбежно приводят к нару�?ению логики суждений. Так, А.В. Постников отмечал, что

«в XVI—XVII вв. в России составление чертежей для обеспечения самых различных нужд быстро развивающегося феодального государства приобрело массовый характер, но боль�?инство картографических материалов этого периода, к сожалению, не сохранилось.

По-видимому первым историком, столкнув�?имся с проблемой отсутствия картографического материала, был В.Н. Татищев. Он сетовал по поводу того, что

«царь �?оан, о котором в 1552 году сказуется, что земли велел измерять и чертеж государства сделать, однако ж чертежа оного нигде не видно…».

Досаду по поводу низкой сохранности картографического материала выражают и боль�?инство современных исследователей русской картографии. Всего от допетровской эпохи до нас до�?ло чуть более 900 графических произведений, подавляющая часть которых, впрочем, датируется второй половиной XVII столетия . Кроме того, к картографии многие из них могут быть отнесены ли�?ь с боль�?ой натяжкой. Они нарочито декоративны и в практическом отно�?ении не функциональны.
В то же время, в допетровской Руси самое �?ирокое распространение имели вербальные (текстовые) географические описания, представляв�?ие собой либо дорожники (описания дорожных мар�?рутов с указанием путевых ориентиров и расстояний между ними), либо описания земельных угодий с указанием их взаиморасположения (по местным ориентирам) и качественно-количественных характеристик. Обилие таких описаний не могло не обратить на себя внимание исследователей русской картографии. Поскольку тезис о высоком уровне развития русского картографического искусства под сомнение не ставился, наличие об�?ирного корпуса текстовых документов, содержащих геопространственную информацию, приводило их к выводу, что практика переложения графического изображения в текст была едва ли не обычной для XVII столетия . Правда, вопрос о целесообразности подобной процедуры так и не был поставлен.
Наряду с этим, фиксировались и другие малопонятные моменты, связанные, например, с игнорированием карт. Так, В.С. Кусов отмечал, что

«сохранилось немало текстов, снятых с иностранных карт или извлеченных из приложений к атласам и переведенных на русский язык… но не обнаружено ни одной карты, перечерченной в XVI—XVII вв. из западноевропейского источника с переводом на русский язык надписей и топонимов» .

Факты явного пренебрежения собственно картографическим материалом в допетровской Руси так и не стали предметом специального исследования. А.В. Постников, один из немногих, кто обратил внимание на данную проблему, даже при�?ел к выводу о некой цикличности в восприятии практической ценности картографии, когда «периоды преобладания карты сменялись периодами преобладания текста» . Однако причины подобной цикличности восприятия так и остались невыясненными.
Несмотря на указанные вы�?е затруднения, представление о развитом картографическом искусстве в допетровской России осталось общепринятым. По всей видимости, сравнительно частое употребление в отечественных источниках XVI—XVII веков термина «чертеж» являлось важней�?им и сильней�?им доводом в пользу тезиса о развитости русской картографии и снимало спорадически возникающие вопросы.
Однако в данном случае, видимо, можно говорить об имеющем место презентизме, когда семантический спектр современного термина «чертеж» экстраполируется на область значений этого термина в про�?лом. Приведем ли�?ь некоторые примеры, иллюстрирующие многозначность определения «чертеж» в рассматриваемый период, отсутствие его непременной связи с какими-либо картографическими произведениями.
Например, под сравнительно часто встречаемыми в межевых документах «чертежами» естественнее предполагать черчение на земле, т.е. само межевание, а не черчение на бумаге, т.е. карту. В этом отно�?ении интересна заверительная подпись местных старожилов при межевании земель в окрестностях Углича в 1692 году:

«А на чертеже с нами окольные люди были Углецкого уезду Городцкого стану…».

Под термином «чертеж» могли пониматься и пределы тех или иных территориальных (главным образом административных) образований. Так, в наказной памяти на строительство Красномысской слободы, датируемой 1674 годом, было указано, что

«для строения острожного и церковного и всяких жильцов дворового леса возить из за �?сети реки з бору ис чертежу Шадринской слободы…».

В самом конце XVII столетия в челобитной крестьян Новопы�?минской слободы указывалось,

«будто монастырского села Покровского крестьяне в их новопы�?минской слободы чертеже на зверей и птиц промы�?ляют…»,

на что получили ответ монастырских крестьян, которые заявляли, что

«сверх же меж и чертежу в их пы�?минские крестьянские земли они не въезжают…».