sobolev
07.03.2011, 18:52
То, что термин «чертеж» мог изначально восходить к понятию границы, ограждающей определенную территорию, можно предположить из челобитной беломестного казака ?вана Лоскутникова и па?енного крестьянина Василия Пу?инцова об основании Тамакульской слободы, датируемой 1686 годом:
«есть де за Пы?мой в Верхотурской черте в степи… пустое порожее место и всякие угодья…».
В этом смысле термин «чертеж» оказывается замечательным образом близким по целому ряду семантических спектров латинскому понятию «regio» и производному от него понятию «регион».
Таким образом, термин «чертеж» в рассматриваемый период был полисемантичен, причем, основой его семантического спектра являлось представление о границе, содержащей и ограждающей освоенное пространство. По-видимому, под «чертежом» могли пониматься не только тем или иным способом ограниченные сегменты геопространства, но и средства их отображающие, как графические, так и текстовые. В этой связи, считаем необходимым обратиться к истории изучения важней?его памятника допетровской традиции отображения геопространственной информации — так называемой «Книги Боль?ому Чертежу».
Это произведение единоду?но отождествляется с вербальным комментарием к некоему картографическому произведению — «Боль?ому Чертежу». Однако, как и в случае с другими «чертежами», наблюдается все та же странность, а именно, отсутствие самого чертежа. Так, А.В. Постников отмечал, что
«”Книга Боль?ому Чертежу” многократно копировалась в XVII—XVIII вв. и до нас до?ло около 40 ее списков, в то время как ни одной копии ни Боль?ого Чертежа, ни нового Боль?ого Чертежа (редакции 1627 года — В.П.) не сохранилось до настоящего времени».
Учитывая бытовав?ую многозначность термина «чертеж», можно предположить, что «Книга Боль?ому Чертежу» (по-видимому не случайно это произведение в ряде списков именуется как «Книга Боль?ого Чертежа» и даже «Книга, глаголемая Боль?ой Чертеж») есть не более чем вербальное описание административно-территориального образования выс?его уровня — самого Русского государства (которое, в данном случае, и выступает в качестве «Боль?ого Чертежа»). А так называемый «список» с «Боль?ого Чертежа», созданный в 1627 году и интерпретируемый сегодня как вербальное переложение ветхого и попорченного картографического памятника, есть не более чем копия с такого же вербального по форме произведения (семантика самого слова «список» заставляет понимать его именно в этом смысле).
В этой связи показательно замечание Д.М. Лебедева о том, что все
«попытки восстановить графически по тексту “Книги” хотя бы ориентировочно карту самого “Боль?ого Чертежа” оканчивались неудачей».
Отсюда становятся понятными попытки отдельных исследователей поставить под вопрос сам факт существования гипотетического «Боль?ого Чертежа». Так, Б.П. Полевой считал, что «Боль?ой Чертеж» – не одно произведение, а сборник карт, состояв?ий из мар?рутных «чертежей с урочищ» и общего чертежа, имев?его, возможно, неболь?ие размеры и генерализированное содержание .
Даже если признать, что на основании собранных в «Книге» сведений была создана обзорная карта, она не могла быть ни чем иным, кроме как иллюстрацией. Во всяком случае, в практической деятельности использовать ее было невозможно. Крупней?ий отечественный географ и специалист в теоретической картографии А.К. Салищев заявлял о принципиальной невозможности использования вербальных кадастровых документов XVI—XVII столетий (переписных, дозорных, межевых книг) для «непосредственного составления географических карт». ?ными словами, создать функциональную в практическом отно?ениии карту на основе имеющихся географических сведений вербального характера было в принципе невозможно. Однако А.В. Постников утверждал:
«Если картографические материалы, создавав?иеся при описаниях и измерениях землевладений, были крайне редки и фрагментарны и, естественно, не могли быть использованы при создании общероссийских карт, то сами текстовые описания, покрывая почти спло?ь европейскую часть страны, представляли собой главный материал для обзорного картографирования».
«есть де за Пы?мой в Верхотурской черте в степи… пустое порожее место и всякие угодья…».
В этом смысле термин «чертеж» оказывается замечательным образом близким по целому ряду семантических спектров латинскому понятию «regio» и производному от него понятию «регион».
Таким образом, термин «чертеж» в рассматриваемый период был полисемантичен, причем, основой его семантического спектра являлось представление о границе, содержащей и ограждающей освоенное пространство. По-видимому, под «чертежом» могли пониматься не только тем или иным способом ограниченные сегменты геопространства, но и средства их отображающие, как графические, так и текстовые. В этой связи, считаем необходимым обратиться к истории изучения важней?его памятника допетровской традиции отображения геопространственной информации — так называемой «Книги Боль?ому Чертежу».
Это произведение единоду?но отождествляется с вербальным комментарием к некоему картографическому произведению — «Боль?ому Чертежу». Однако, как и в случае с другими «чертежами», наблюдается все та же странность, а именно, отсутствие самого чертежа. Так, А.В. Постников отмечал, что
«”Книга Боль?ому Чертежу” многократно копировалась в XVII—XVIII вв. и до нас до?ло около 40 ее списков, в то время как ни одной копии ни Боль?ого Чертежа, ни нового Боль?ого Чертежа (редакции 1627 года — В.П.) не сохранилось до настоящего времени».
Учитывая бытовав?ую многозначность термина «чертеж», можно предположить, что «Книга Боль?ому Чертежу» (по-видимому не случайно это произведение в ряде списков именуется как «Книга Боль?ого Чертежа» и даже «Книга, глаголемая Боль?ой Чертеж») есть не более чем вербальное описание административно-территориального образования выс?его уровня — самого Русского государства (которое, в данном случае, и выступает в качестве «Боль?ого Чертежа»). А так называемый «список» с «Боль?ого Чертежа», созданный в 1627 году и интерпретируемый сегодня как вербальное переложение ветхого и попорченного картографического памятника, есть не более чем копия с такого же вербального по форме произведения (семантика самого слова «список» заставляет понимать его именно в этом смысле).
В этой связи показательно замечание Д.М. Лебедева о том, что все
«попытки восстановить графически по тексту “Книги” хотя бы ориентировочно карту самого “Боль?ого Чертежа” оканчивались неудачей».
Отсюда становятся понятными попытки отдельных исследователей поставить под вопрос сам факт существования гипотетического «Боль?ого Чертежа». Так, Б.П. Полевой считал, что «Боль?ой Чертеж» – не одно произведение, а сборник карт, состояв?ий из мар?рутных «чертежей с урочищ» и общего чертежа, имев?его, возможно, неболь?ие размеры и генерализированное содержание .
Даже если признать, что на основании собранных в «Книге» сведений была создана обзорная карта, она не могла быть ни чем иным, кроме как иллюстрацией. Во всяком случае, в практической деятельности использовать ее было невозможно. Крупней?ий отечественный географ и специалист в теоретической картографии А.К. Салищев заявлял о принципиальной невозможности использования вербальных кадастровых документов XVI—XVII столетий (переписных, дозорных, межевых книг) для «непосредственного составления географических карт». ?ными словами, создать функциональную в практическом отно?ениии карту на основе имеющихся географических сведений вербального характера было в принципе невозможно. Однако А.В. Постников утверждал:
«Если картографические материалы, создавав?иеся при описаниях и измерениях землевладений, были крайне редки и фрагментарны и, естественно, не могли быть использованы при создании общероссийских карт, то сами текстовые описания, покрывая почти спло?ь европейскую часть страны, представляли собой главный материал для обзорного картографирования».